Имя Константина Иноземцева ещё теплится в памяти тех, кто вырос на книгах с бумажными обложками. Для большинства он — человек ушедшей эпохи, но для некоторых по-прежнему символ писателя, жившего ради слова. В мире, где прошлое стирается слишком быстро, его фамилия стала отголоском времени, которое больше не вернётся.
Он словно застрял между двумя мирами: одним, где литература считалась окном в душу, и другим, где слово утратило прежнюю власть. Его произведения больше не переиздаются, но всё же продолжают жить — в руках коллекционеров, в школьных библиотеках и на полках забытых квартир. Каждая книга для Константина стала живым напоминанием о том, что он оставил след, пусть и не востребованный современностью.
И всё же в этом забвении есть особая сила. Иноземцев понимает: настоящая литература не принадлежит времени, она переживает его. Даже если его имя исчезнет из новостных лент, оно сохранится в строках, которые однажды снова найдут своего читателя. Так уходит эпоха, но остаётся слово, а вместе с ним — и он сам.